Суть решения простая. Мы садимся за стол переговоров и говорим, что все вопросы, по которым договориться невозможно, мы не обсуждаем. Откладываем их на потом. В тех условиях не было никакого смысла дискутировать, какие полномочия принадлежат Грозному, а какие — Москве, потому что каждый всё равно оставался при своем мнении.

Поэтому я объяснял: давайте поступим наоборот: возьмем лист бумаги и перечислим не наши разногласия, а те вопросы, по которым нам хочется того или нет, но придется взаимодействовать. По этим совместным вопросам полномочия мы будем не делить, а делегировать друг другу в той части, где каждая сторона может сделать что-то полезное для другой. Вот и всё. Это очень простая модель решения регионального конфликта: находить и фиксировать точки согласия. А из них потом вырастет всё остальное.

В Татарстане в 1994 году это сработало. Да и в Грозном этот документ в 1992 году был подписан, причем подписан председателем чеченского парламента Хусейном Ахмадовым и парафирован исполнительной властью.

Мы было вздохнули с облегчением, но уже через неделю или две в Москву примчался Зелимхан Яндарбиев, вице-президент Дудаева, и отозвал подписи республики под договором. У нас тогда с ним состоялся очень откровенный разговор. Я спросил: почему вы разрываете договор, мы же сделали практически всё, что вы хотели?

Ответ был очень логичен и очень циничен одновременно: новой власти нужна война, чтобы сломать старую тейповую систему в республике.

Дело в том, что чеченское общество долгое время оставалось традиционным, по сути родоплеменным. И все эти демократические нововведения — с президентом, парламентом, всенародными выборами — на деле не имели значения. Чеченцы подчинялись не президенту и не парламенту, а авторитету старшего в своем тейпе.

Так вот, Яндарбиев, попивая чай в моем кабинете в Белом доме, абсолютно прямо сказал: «Роль Джохара Дудаева сейчас в республике почти никакая, потому что хоть он и генерал, но тейп у него неавторитетный. Чтобы авторитет выборного президента стал непререкаемым, нам нужно сломать тейповые традиции, построить гражданское общество. Для этого нужна война с Россией. В пламени войны у нас родится и укрепится гражданское общество».

И добавляет: «А после войны мы подпишем с вами самый мирный, самый демократичный договор и будем какими-нибудь ассоциированными членами. И всё будет хорошо».

Спокойно так произносит свои резоны, вроде как ничего личного — строим демократию доступными средствами. А у меня мурашки по коже: «Как же так? Что он говорит? Он же не может не понимать, что это кровь и трупы. Ведь образованный человек, поэт, драматург…»

Не знаю, сами они это придумали или зарубежные консультанты насоветовали (а их тогда много крутилось в республике), но факт есть факт. И парадокс в том, что эта идеология уничтожения в стиле Геббельса в итоге во многом сработала. Потому что две чеченских войны разрушили и тейпы, и очень многие основы традиционного общества в республике.

Хотя я говорю про себя — примиритель, но что касается «Хасавюртовского мира», то я всегда выступал против него.

Помнится, буквально за три дня до вступления Ельцина в должность после выборов 1996 года снова сильно заполыхало в Грозном. Сепаратисты начали операцию «Джихад». Боевики стянули огромные силы, им удалось блокировать Дом Правительства, здания МВД и ФСБ, где вместе с военными в окружении оказалось и большое число журналистов.

10 августа, прямо на следующий день после церемонии инаугурации, Борис Николаевич назначил Лебедя полномочным представителем в Чеченской Республике. Почти две недели длились бои, в которых федеральные силы потеряли больше двух тысяч человек. А еще через неделю Лебедь подписал «Хасавюртовский мир».

Надо сказать, что с Лебедем я был хорошо знаком. Впервые мы с ним пересеклись в августе 1991 года, когда я сидел в своем кабинете в Белом доме на Краснопресненской набережной и смотрел, как прямо под мои окна генерал Лебедь подогнал свой первый танк. Потом мы с ним были внутри Белого дома, потом вместе — в толпе на улице. Так и запомнили друг друга, какой-то контакт сложился. И этот контакт у нас с ним сохранялся и в Совете безопасности, и во время его губернаторства в Красноярском крае — вплоть до той самой трагической авиакатастрофы.

Особенно много мы общались с Александром Ивановичем в 1996 году, во время президентских выборов, но это уже другая история. Хотя… сразу вспомнились встречи у меня на даче с Лебедем и Березовским, который чего-то все комбинировал. Мне, кстати, уже тогда не совсем была понятна и прозрачна логика Лебедя, который сам по себе был достаточно грамотным и сильным человеком, но вдруг оказался в компании каких-то странных людей. Он выбрал свой путь к власти, и при этом немного торопился. Из-за этой торопливости он, как мне кажется, сделал две стратегические ошибки: первая — очень сблизился с Борисом Абрамовичем и вторая — стал действовать по его сценарию.

Я уже сто раз написал, что путь в Кремль в новой России всегда лежал через Чечню, и Хасавюрт для Лебедя был таким первым шагом. Но получилось совсем иначе. Именно Хасавюртовские соглашения, абсолютно слабые, поспешные и опасные для страны, для сложившейся тогда ситуации, подорвали в итоге авторитет генерала Лебедя в армии и в той части элиты, которая вдруг увидела, на что готов человек ради власти, которая и так шла к нему в руки.

Лично для меня вся эта история была равносильна подписанию большевиками Брестского мира в 1918 году. Согласие на Хасавюртовский мир, на мой взгляд, было почти предательством — и армии, и интересов страны.

Прошло уже очень много лет, страсти улеглись. Можно допустить, что для Лебедя подписание этого документа было просто тактическим решением, некой военной хитростью. Дескать, сейчас согласимся, а потом — отцепим эти «вагончики».

Но я — юрист, и всегда читаю всё, что написано, особенно мелким шрифтом. Просчитываю политические риски и правовые последствия. А последствия были такие, что на глазах у всего мира по этим соглашениям мы признавали, что были не правы, что вся война была зря.

Я наотрез отказался визировать эти соглашения и резко их раскритиковал. За что тогда крепко получил по шапке. Но все равно в итоге я так их и не поддержал. Знаменитый советский «антикризисный управляющий», тогда председатель Российского союза промышленников и предпринимателей Аркадий Иванович Вольский, помнится, на меня сильно наехал за это. Да и Вячеслав Александрович Михайлов — мой бывший замминистра, а на тот момент — министр по делам национальностей и федеративным отношениям тоже уговаривал подписать: «Сергей, это сейчас важно, надо поддержать Хасавюртовские соглашения».

Он хотел компромисса с республикой. А я ему упрямо: «Это невозможно».

Нужно сказать, что с Михайловым мы всё равно остались друзьями, коллегами. А вот Вольский на меня нажаловался Ельцину: «Борис Николаевич, тут ваш Шахрай мешает». Да и Лебедь тоже всем звонил: «Шахрай, такой и сякой, срывает мир на Кавказе».